Эх, скорее бы уж 24 мая... Отмучиться и забыть, все равно только в течение трех месяцев будут результаты.
Ладно, обещала не жаловаться на жизнь в Бельчатнике, а творческими планами делиться. Короче, плюнув на статью и на то, что меня завтра поедом будут есть (ладно, ко вторнику напишу), стала копаться в своих набросках по "Готике".
В общем, давно - уже года три, наверное, витает в голове план придумать нечто про прошлое Хориниса (основываюсь лишь на Готиках 1-2+ Ночь Ворона, ну, может, из Третьей что стащу). Удивляюсь, что мало кто про это пишет. Только вроде один мой товарищ писал про Готфрида Сорна - взяв имена с могильных плит за таверной Орлана и придумав этим героям судьбу. Но ни модов - ничего. Хотя нет - мод "Три храма" вроде должен был быть про прошлое, но так и не дожил до релиза (вот всегда так!).
Короче, все ж хочу заполнить эту лакуну и усердно продумываю историю, произошедшую за 300-350 лет до событий в двух первых "Готиках". Место действия - конечно же, Хоринис и немного Яркендар (кстати, это тоже аутсайдер в рассказах). Набросков много, а вот ничего цельного пока не получается. Нужно продумать лучше культуру, религию, обычаи - ведь за сотни лет многое изменилось.
Тем не менее, отдельные кусочки уже могут считаться в чем-то самодостаточными. И вот один из кусочков довела-таки до ума сегодня - хорошо, что с этим испанским еще русский язык не совсем забыла.
Если кто хоть чуток слышал о "Готике" - прошу любить и жаловать. Хотя... может, рассказик и без "Готики" прочитается. Там реалий не так уж много - монстрики в основном.
Вильф Укара и кротокрысыХотя юный Вильфильд рушил все мечты и надежды отца на славное будущее рода Укара, мало кто мог бы упрекнуть юношу в том, что он не достоин носить это имя. Да, ни военная, ни государственная служба его нисколько не прельщали. Он был также равнодушен к служению силам Воды и Огня, страж из него не получился бы точно. Вильф любил простор, свободу, леса, поля, небо над головой, он был по натуре бродягой. Парень с удовольствием пас кротокрысов, но охотник из него тоже вышел бы неплохой, другое дело, что, привыкнув ухаживать за живыми тварями, ему было жалко отнимать жизнь у какой бы то ни было лесное бестии.
Он получал необходимое боевое образование – владение мечом и луком, посещая уроки учителя из таверны, Сантиса. Ходить охотничьими тропами его научил Алексис, бывший гвардеец, проводивший много времени с ним, Оскаром и Бертраном. Хотя вот же скоро два года, как отставной солдат ушел в Миненталь, уроки его Вильф запомнил хорошо. Леса он не боялся, лес был ему домом, он умел обратиться к нему и обнаружить в нем друга, а не опасного врага.
Особое занятие юноши – пасти кротокрысов – позволяло ему без опаски углубляться в лес настолько, насколько он, будучи один, не позволил бы себе забрести. Кротокрысы знали его, были к нему привязаны, и в случае нападения волков он оказался бы не один. Конечно, периодически парень брал с собой и Крепыша – волкопса Бертрана. Теперь же, когда Бертран почти все время проводил на острове Агваре, резиденции магов Воды, куда нельзя было взять с собой никаких питомцев, Вильф сделался новым хозяином Крепыша и постоянно совершал с ним прогулки. Псу уже доводилось бывать пастушьей собакой, поэтому юноша вскоре обрел в нем понятливого и верного помощника и друга.
Однажды Вильф забрел далеко в северные горы – к озеру Двух мракорисов. И вот там-то и произошло нечто, едва не стоившее вольному пастуху жизни.
Началось все с того, что двое кротокрысов отбились от стада, видимо, унюхав Кротокрысий лопух: растение с терпким, слегка кисловатым запахом, хотя на вкус оно было слаще сахарного тростника, – от этой травы все представители сего племени теряли голову и забывали обо всем, лишь бы только полакомиться им. Чтобы не растерять оставшихся четырех своих подопечных, Вильф приказал Крепышу вернуть беглецов, а сам повел стадо на водопой. И случилось же так, что именно в это время именно в этом месте решил выйти утолить жажду один шныг.
Может, шныг был голоден и решил, что ходячий обед – неплохая добавка к глотку свежей озерной воды, а может, ему просто не понравилось посягательство на его озеро, но, заворчав, он без предупреждения сорвался с места и одним ударом могучей лапы поверг одного из несчастных кротокрысов наземь. Трое товарищей жертвы, как один, бросились на дерзкого хищника, прогоняя его прочь, но шныг был молод, полон сил и удали – и не успел Вильф подбежать к нему, на ходу вынимая из ножен короткий меч охотника, как еще один кротокрыс, издав жалобный полустон, уже валялся не земле.
Думать было некогда – пару ударов – и шныг истребит все оставшееся стадо. В голове мгновенно пронеслись наставления Алексиса, знающего слабые места любого зверя. Храбро подскочив сзади к бестии, которая, занятая вертевшимися перед нею зверушками, не заметила нового противника, Вильф с размаху всадил её меч в бок – туда, где панцирь шныга был тоньше всего. Позднее юноша узнал, что он точно нашел ту точку, но в пятнадцать лет сил вонзить лезвие поглубже у него не хватило. Шныг был ранен, но еще очень опасен, даже более опасен, чем прежде, ибо теперь он забыл о кротокрысах и все внимание переключил на дерзкого обидчика. Вильф замешкался, снимая с плеча короткий лук, и шныг с разворота сумел зацепить его своей огромной лапой.
Парня спасло только то, что он все-таки успел слегка отклониться в сторону, а также то, что, поворачиваясь, шныг потерял часть своей силы и удар получился намного слабее. Но даже его было достаточно, чтобы мальчик кубарем полетел наземь, выронив лук. Коготь, размерами не уступающий кинжалу, вспорол куртку, рубаху и кожу на спине – к счастью, только кожу. Но боль была такая, что Вильф впервые в жизни заорал так, будто на него плеснули кислотой. Бывает, что некоторых боль делает беспомощными, но у парня случилось так, что она, вкупе с яростью от того, что эта бестия убила его питомцев, которых он холил и лелеял, придала парню какой-то отчаянной смелости и вместе с тем хладнокровия. Он умело увернулся от нового удара твари и, перекатившись по земле, сумел поднять свой лук. Колчан был у него за спиной, однако от удара кожа треснула и часть стрел высыпалась, а другая застряла в прорехе. И все же юноше удалось выхватить одну из них – в пару прыжков он оказался в стороне от шныга и нацелил на него лук.
Быть может, Вильф поплатился бы свою смелость, если бы не смог попасть с одного выстрела точно между глаз бестии или в основание шеи, однако ему помогли питомцы – два кротокрыса отчаянно кусали сзади шныга, заставив его остановиться на мгновенье и обернуться назад в попытке дотянуться до назойливой мелюзги. Этого было достаточно – стрела впилась в шею шныга. И тут же в кустах послышался рык, знакомый рык Крепыша, перед парнем пронесся белоснежный ком – и прыгнул прямо на хищника. От стольких противников тому было не спастись – и совсем скоро шныг затих на земле. Вильф опустил лук, стоя над поверженным врагом, своей первой крупной охотничьей добычей. И хотя этим впору было гордиться, хотя, может, это Крепыш нанес ему последний удар, но парень не чувствовал ни торжества, ни радости. Боль потихоньку снова заявляла о себе, по мере того как сердце прекращало стучать так, что в ушах стоял звон. К тому же Вильф все еще не мог простить гибель своих кротокрысов – цену победы.
Зашипев от боли, юноша снял с плеча сумку, вытащил лечебное зелье и глотнул, чтобы снять боль. По спине текла кровь – но, хвала Аданосу, кровотечение было слабым. Вынув из сумки чистую ткань лекаря, он приложил ее к ране, а сам сел на корточки и осмотрел поверженных кротокрысов. Один из них не подавал признаков жизни, но другой еще дышал, вздрагивая от боли и как-то по-своему, по-кротокрысиному, стонал.
– Тишь, тихо, – ласково сказал парень, превозмогая собственную боль. – Потерпи, ладно? Я осмотрю рану. – Он всегда разговаривал со своими кротокрысами и горячо спорил с теми, кто их считал дикими и свирепыми тварями, не способными на привязанность и понимание. Под его осторожными, заботливыми прикосновениями кротокрыс вздохнул и затих, позволяя себя осмотреть. Рана была, конечно, глубокая – вспорот бок, но вроде бы жизненно важных органов не задето.
– Спас тебя твой жир, – заметил Вильф, поднимаясь. – Потерпи еще, дружок, я принесу лекарство.
Юному охотнику сразу вспомнились наставления Алексиса – ищи Кровь-траву, она всегда растет там, где влажно. Приказав Крепышу сторожить оставшихся кротокрысов, Вильф быстро зашагал к опушке леса, оглядываясь по сторонам. Удача хотя бы в этом была на его стороне – он довольно быстро заметил зеленоватый стебель с чуть желтыми листьями, которые, если их сорвать, становились красными – возможно, именно от этого появилось название Кровь-трава. А может, потому, что не было лучше средства остановить кровь в таких вот походных условиях, если с тобой не было опытного мага или целителя.
Вернувшись к раненному кротокрысу, Вильф аккуратно отрезал ножом листья и, поморщившись от боли, выдавил обильный сок на раны зверя. Кротокрыс заохал, сок растения всегда сильно щипал.
– Не капризничай, – пригрозил Вильф и, сжав зубы, принялся стягивать с себя разодранную куртку и рубашку. Ему казалось, будто он не одежду, а собственную кожу с себя стаскивает – так было больно. Кусая губы, юноша насколько можно повернул голову к спине и стал обрабатывать свои собственные раны, ибо поспешно сделанная повязка уже съехала и снова пошла кровь.
Но целебное растение действовало безотказно. Не прошло и пары минут, как кровь остановилась – и у кротокрыса, и у Вильфа. Тогда, достав из сумки еще одну чистую ткань, юноша пропитал ее лечебным зельями и сделал повязку на бок зверю, затем даже ухитрился завязать что-то подобное и себе на спине. После этого он глотнул еще зелья сам и, вытащив из пакета сушеные лечебные травы, полил их остатками снадобья и поднес к пасти кротокрыса.
– Ешь! Ну, давай же, – кротокрыс, видимо, безоговорочно ему доверял – ведь как-никак зверь не мог не чувствовать, что, благодаря стараниям хозяина, боль стихает. Он аккуратно, не клацкая зубами, будто все понимая, взял травы и проглотил их. – Хороший парень, – похлопал его легонько по мордочке Вильф. – Здоровяк, ничего, выздоровеешь, еще не одну кротокрыску соблазнишь!
Кротокрыс кротко хрюкнул и пошевелил хвостом.
– Вот и славно, – сказал Вильф, медленно поднимаясь с колен. Ноги здорово затекли. Пока парень, морщась, растирал их, он обдумывал, как поступить. Два оставшихся кротокрыса жевали травку неподалеку, под надзором Крепыша. Кротокрысы-сладкоежки, погнавшиеся за лопухом, видно, так и сгинули в чаще, ведь Крепыш вынужден был вернуться к хозяину, чтобы помочь ему. Печально, но, может, еще найдутся, уже так бывало, что по весне кротокрысы в поисках пары нередко сбегали на свидания и пропадали неделю-другую, а потом возвращаясь голодные, грязные, но вполне довольные любовным приключением.
Один кротокрыс погиб и это было прискорбно, но что поделать – такова жизнь. Зато Вильфу удалось спасти второго, хотя непонятно теперь, как он вернется домой с раненным кротокрысом, когда сам чувствует себя неважно.
Бросить зверя он ни за что бы не решился – одинокий раненный кротокрыс, вне сомнения, станет жертвой волков. Спасать зверя, лечить его, чтобы потом бросить, – нет, это было не по-человечески. Но что же делать?
И тут Вильф вспомнил – алтарь. Алтарь Хранителя Фаетана, который был расположен не так далеко от озера. Ну как «недалеко» – если идти быстрым шагом со свежими силами, то это близко. А если тащиться раненному, то… Но все же он был ближе, нежели дом или стоянка охотников. Это был шанс и Вильф должен был добраться дотуда.
Но хороший вопрос – как? Тащить на себе кротокрыса? Вильф вряд ли бы смог с этим справиться, даже если бы был полон сил и энергии – весил растолстевший зверь порядочно. А теперь, когда ныла разодранная спина, об этом и думать было нечего. Но юноша не привык сдаваться без боя. Поразмыслив, он достал из своей сумки небольшой топорик – им часто пользовались деревенские мальчишки, собирая хворост. К счастью, ранена была левая рука, правая не пострадала, хотя при каждом движении спина отдавала болью. Вильф срубил две толстые ветки, обстругал и сделал из них что-то вроде полозьев. Затем взял свою куртку и растянул ее между палками, соорудив нечто вроде носилок, которые можно было волочить по земле. Конечно, отец прибил бы его, если бы увидел, что он творит с дорогой курткой из кожи снеппера, но, в конце концов, ее и так нужно было чинить, не ходить же со здоровенной прорехой на спине, а во-вторых, кожа хорошо скользила по земле и не порвалась бы от веса кротокрыса. В мешке очень кстати нашелся моток веревки и из нее парень сделал упряжку.
Еще раз глотнув лечебного зелья, Вильф собрал вещи, кликнул Крепыша, чтобы гнал питомцев вперед, и слегка виноватым взглядом посмотрел в сторону погибшего кротокрыса и поверженного шныга. Их придется бросить здесь, он не дотащит две такие туши до дому. Конечно, можно было бы попробовать вырезать огромный коготь шныга в качестве боевого трофея, но, во-первых, парень не умел это делать как надо, ведь Алексис никогда не брал их с Бертраном на охоту на шныгов, а во-вторых, он не хотел терять время. Ночевать раненным в лесу было не лучшей идеей.
Охая от боли, Вильф, пыхтя, перетащил раненого кротокрыса на импровизированные носилки. Зверь шумно захрюкал, видно, парень потревожил его раны.
– Тишь, надо же мне как-то тебя передвинуть! – строго сказал ему Вильф. – Для тебя же стараюсь!
Кротокрыс еще раз хрюкнул, но остался лежать неподвижно. Видно, доверял хозяину.
Парень, поморщившись, когда задел плечо, впрягся в носилки и медленно пошел вперед. Крепыш и кротокрысы бежали впереди.
Позднее Вильф вспоминал эту милю или около того как одно из самых сложных испытаний в своей жизни. Даже поединок со шныгом был легче, ибо все происходило быстро. Здесь же он тащился по тропе под палящим солнцем, весь взмокший, с больной спиной. Носилки цеплялись за все, что только можно, то и дело приходилось выпрягаться и вытягивать их из какой-нибудь рытвины или втаскивать на холмик. Хвала Фаетану, что в этой части дорога шла довольно-таки ровно, ибо тащить носилки в гору парень бы не смог. Крепыш то и дело оглядывался на хозяина или даже подбегал к нему, словно поддерживая. Вильф приветливо кивал ему, силясь улыбнуться:
– Давай, Крепыш. Следи за этими обормотами, чтоб не удрали!
Больше волкопес ничем не мог помочь ему. Порой голову Вильфа посещали злые мысли – да брось ты этого кротокрыса, Белиар с ним! Что, помирать из-за него? Но нет, это значило предать существо, доверившееся тебе, а этого бы юноша никогда не сделал. Ведь кротокрыс – что он? Бессловесная, глуповатая тварь, которая подчиняется инстинктам и если и вредит, то не со зла. А уж этот кротокрыс и вовсе был не виноват не в чем, не сам же он приманил шныга.
Заветная статуя казалась уже самим воплощением Фаетана, так Вильф стремился к ней. И вот, она уже показалась вдали, за деревьями. Дорога круто поворачивала, и в этом месте располагался небольшой домик – здесь часто останавливались торговцы или охотники, шедшие в северные горы.
Вильф улыбнулся – все, они спасены. Жаль, конечно, что никого из людей в том домике нет. Он ночевал здесь прошлую ночь и, видимо, за прошедшие полдня никто не появился. Но и так он может там отдохнуть и набраться сил.
Парень дотащил кротокрыса до двери и, сбросив «сбрую», помог Крепышу загнать кротокрысов в небольшой огороженный загончик. Раненного же зверя он втащил в дом. Кротокрысы иногда глупы до неприличия – оставишь раненного сородича рядом с ними, они протопчутся по нему за милую душу.
Вильф пошарил по полкам и нашел старую рубашку. Он была велика для него, но да ничего, сойдет на время. Глотнув еще лечебного зелья и заново перевязав рану, которую успел разбередить, юноша направился к статуе.
Обычно он терялся перед подобными изображениями богов. Ему казалось, что надо говорить что-то очень торжественное и умное, а это он не умел и в результате волновался, путался в словах молитв и говорил, как ему казалось, всякую чушь.
В этот же раз парень так устал и измучился, что страха не было абсолютно никакого. Он опустился на колени перед статуей и принялся, запинаясь, вполголоса бормотать молитву: «Фаетан, Отец лесов, кормилец охотников и путешественников, к тебе обращаю я свой глас…» Слова, как и обычно, путались, Вильф переврал всю молитву, но он слишком устал, чтобы беспокоиться об этом. Когда пришло время просить о чем-то Фаетана, то парень просто стал рассказывать о прошедшем и молить об исцелении.
Голова слегка кружилась, было по-прежнему жутко жарко, хотя парня слегка знобило, когда он, закрыв глаза и продолжая что-то говорить, прислонился лбом к ногам статуи. Никогда прежде он не позволил бы себе такого, но сейчас, сейчас он был просто попавшим в беду мальчишкой, обратившимся к отцу за помощью.
– Излечи мою рану, Фаетан-носитель милости, чтоб мое плечо зажило и я благополучно добрался до дома. И излечи моего кротокрыса, ибо он тоже настрадался бедняга, ему шныг бок разодрал. Ему тоже больно.
Вильф ни тогда, ни потом так толком и не смог объяснить, почему он попросил за кротокрыса. Может, потому, что им обоим сейчас было больно и это роднило их – человека и неразумную тварь.
И Фаетан услышал. Глаза Вильфа были закрыты, потому он не увидел, но почувствовал, как на него пролился нежный, прохладный поток. Было такое ощущение, что среди жаркого дня он окунулся в синюю воду озера и вода сняла жар и прояснила разум. Тут же боль ушла, в плечах возникла какая-то легкость, а в тело возвратилась сила. Стало прохладно, мысли сделались яснее, но вместе с тем пришло какое-то спокойствие и умиротворение. Вильф открыл глаза. Вокруг еще можно было различить ускользающую синеву воздуха, но с каждой секундой она растворялась. Он пошевелил плечами – боли не было. Оглянулся на спину – раны как не бывало. Не осталось даже шрама.
Это было чудо. Не часто Фаетан дарует исцеление. Иногда боль – это испытание. Но его, глупого мальчишку, хранитель услышал. Вильф улыбнулся и до земли поклонился статуе.
– Спасибо!
Вильф не встал, а вскочил на ноги. Он точно заново родился. Не было ни усталости, ни боли, ни страха – ничего. Бодрыми шагами парень направился к домику. Крепыш ждал его, лежа на пороге. Кротокрысы похрюкивали в загончике и, увидев хозяина, обратили свои мордочки к нему с вечным своим запросом: давай есть. Надо бы пойти и поискать им корма, ведь несмотря ни на что, следовало заночевать здесь. Только стоило слегка привести себя в порядок и проверить, как там раненый кротокрыс.
Но в домике раненного зверя не было. Войдя туда, Вильф чуть кувырком не полетел, споткнувшись о кротокрыса, который, стоя у порога, деловито кушал разбросанные по полу овощи. Рядом стоял опрокинутый ящик – сдернул-таки с полок, обжора!
При виде хозяина кротокрыс повернул к нему мордочку, приветливо хрюкнул и вернулся к своему занятию. От неожиданности парень даже забыл выругать его и не кинулся спасать оставшиеся овощи от его прожорливой пасти. Да, он просил за кротокрыса, но не ожидал, что Фаетан услышит его! Но нет, сомнений быть не могло. Это был тот самый кротокрыс – уж Вильф-то знал своих питомцев, что называется, в морду. Рядом лежали носилки, но кротокрыс пребывал в полном здравии. Парень обошел зверя и глянул на его бок. Ни царапины!
– Великий Фаетан! – воскликнул Вильф. Так говорили охотники, увидев что-то необычное. Но в данном случае это было больше, чем необычное. Великий Хранитель услышал просьбу юного пастуха и позаботился не только о нем, но и о его питомце. Только истинный Хранитель мог снизойти до этого.
Вильф, не произнеся более ни слова, сел на табурет. Хотелось смеяться, но не зло, а по-доброму, от счастья, что все так сложилось. Ведь он словно прикоснулся к чему-то хорошему, светлому, словно побывал в гостях у Хранителя. И он был рад и немножко даже горд за себя, потому что все-таки не бросил зверя. И он знал, что станет хорошим пастухом, смелым охотником и просто честным человеком. Потому что иначе было нельзя – Фаетан словно благословил его.
Кротокрыс между тем времени не терял и доедал оставшиеся овощи. Вильф усмехнулся и выхватил у него из-под носа предпоследний корнеплод.
– Делиться надо, старина! Я тоже хочу есть.
Все-таки, несмотря ни на что, жизнь была прекрасна. И ради таких вот моментов счастья стоило жить и бороться с невзгодами.